Глупые вопросы
Эти печальные сцены, наверно, не раз лицезрел любой из нас. И не раз находился в шкуре вопрошаемого. А чаще всего, к великому сожалению, и в шкуре вопрошающего. Учитель спрашивает ученика, того, что разбил лампу (подставил подножку, запихнул градусник в цветочный горшочек, изобразил на доске рожицу): «Для чего ты это сделал?» Мать упрекает сына: «Зачем ты испачкал штаны (сломал стул, выковырнул изюм из булочки, стащил котлетку из тарелки брата)?»
Или же: «Сколько раз я говорила тебе?» Папа долго смотрит в очи, одуревшего от провинности ребенка и, наконец-то, произносит: «Разве ты не понимаешь, что нельзя?» И так далее по списку.
При этом детки, которые в результате мычат и всякими способами выказывают свои мучения, видятся нам в этот миг гениально туполобыми: «Ну, что ты молчишь?»
В реальности дело обстоит с точностью наоборот: мы в такой ситуации проявляем феноменальную тупость, так как не соображаем, что на наш вопрос нет ни одного верного ответа. Ну, просто ни одного!
Отчего-то родителям чудится, что это из разряда педагогических вопросов. Ребенок обязательно задумается, образумится, исправится. Вовсе нет. Ребенок ощущает себя при таких вопросах глубоко униженным. Поскольку он воспринимает их открыто и бесхитростно, то есть и в самом деле, хоть бы из почтения, пытается разыскать ответ. И не может. Ему и в голову прийти не может, что это совсем и не вопросы, а чистая риторика, обычное желание (вольное или нет) ввергнуть его в чувство вины, из которого выхода нет.
Безусловно, к этим вопросам мы сами прибегаем от своей беспомощности, от неумения справиться с обстоятельством (о чем дитя тоже не догадывается). Мы не желаем предположить, что сам малыш уже 1000 и 1 раз пожалел о сделанном. То есть совесть его активировалась прежде, чем мы начали задавать глупые вопросы. Очень уместно было бы в такой момент посочувствовать ему, нежно, с предложением, что он поделит с нами этот укор, пожурить: «Эх, ты, лапша-растопша!» Или же: «Сам не думал, что приятель так сильно удариться? Нужно быть аккуратнее. Пойди, извинись. Приятелю, наверно, больно». Или: «Стул будем ремонтировать вместе. Договорились?»
Да что тут говорить, вариантов масса. Если последствия проступка, в самом деле, серьезные, имеется ведь еще в резерве прощение. Серьезное помилование за серьезный грешок. Но отчего-то большинству из нас это чудится не педагогичным. Мы убеждены, что действенным является только миг осмысления, правда оно зачастую происходит без наших посулов и уж точно не в следствии вопросов, на которые не существует ответов.
А отчего же, именно, не существует ответов? Да оттого, что не только детки, но и мы, великовозрастные, многое в жизни совершаем безотчетно, из прихоти, фантазии либо каприза. Или же не сильно обдумывая последствия. Бывает и по злобному умыслу, в котором и самим себе затем совестно сознаться. А уж тем более кому-то другому, даже пускай и родному человеку, тому, что в лоб спрашивает: «Для чего?»
Отчего-то мы отталкиваемся от того, что человек – создание разумное. Однако это убеждение из века Просвещения, а уж впоследствии много чего случилось с обществом, и много чего это самое общество про себя узнало. Не то, что мы вовсе не разумные, но ведь и неосознанно поступаем очень часто. Про себя нам это известно, а про остальных почему-то нет.
Сообщу еще одно: это дело связано не только с педагогикой. То есть так, временами, мы говорим не только с деткой, но и друг с другом: супруг с супругой, руководитель с подчиненным. И обозначает это, приблизительно, то же самое: неумение совладать с обстоятельством, узреть в другом те же слабости, легкомыслия, выдумки, вызванные амбициями либо обидой, которые мы видим в самих себе. Узреть и простить. Себе-то прощаем. И совесть нас потом мучает. И их мучает. При свете нового дня все представляется иным, и раскаиваешься, раскаиваешься откровенно. У всех это проходит одинаково. Уверяю вас. Вопросы «для чего?» и «отчего?» в любом случае ничем помочь не могут.
